Петр Редькин. «Какому Богу молимся?»

Благовещенский монастырь в Нижнем Новгороде. 2003

Помнится, сколько толков вызвала статья писателя Леонова «Раздумья у старого камня», с каким скрежетом зубовным, опасностями для В. Захарченко – главного редактора журнала «Техника молодежи», рискнувшего её напечатать?! «Жизненно необходимо, – писал маститый классик русской литературы, – чтобы народ понимал свою историческую преемственность в потоке чередующихся времен, из чувства этого и вызревает главный гормон общественного бытия, вера в свое национальное бессмертие, а значит, и личное, поскольку отнюдь не способ производства, не какие-то формации вершат нашу жизнь. Теперь, спустя едва ли четверть века после перелома в умах многих, возросла на ниве отечественной культуры пытливая, с хорошо чувствующей душой плеяда её работников. Виктор Лукьянов – живописец, призёр московской международной выставки-конкурса современной живописи «Золотая кисть» в номинации «за духовность в изобразительном искусстве», постоянный участник заметных выставок в Москве, во Франции, Германии, Финляндии и др., ученик Дмитрия Васильевича Пашинцева. Благодаря учителю для Виктора Лукьянова «живопись стала смыслом и содержанием

Борис Годунов. 1987

жизни. Прекрасным миром, где доверительность  и искренность открывают двери древних и вечных истин».  Древние и вечные истины означают не только привязанность к сохранившимся останкам материи – храмам, крепостным стенам монастырей, но и в стремлении выразить дух сложных персонажей, вроде Бориса Годунова, Иисуса Христа, старого солдата. Знаменательно полотно «Путник» с выгоревшими под солнцем небом и неприютной землей, по которой ступает с посохом, возможно, ученик Христа? «Вход Господень в Иерусалим»? Картина полна торжества и ликования, преодолевший косность природы и человеческого тела путник восседает на ослике, прозревая мир людской и прокладывая ему путь к Богу и искупление грехов. Он выехал из арки крепостной стены, за ним – башня и раскаленное небо – это земные образы его духовной силы. «Вход Господень в Иерусалим» уникальна тем, что как бы выпадает из палитры Виктора Лукьянова: свет и тень сошлись тут в резком контрасте, подчеркивая и противостояние и предчувствие неизбежной трагедии, и невозможность отступить назад. Куда назад?  Путь предопределен свыше. 

 Иное цветовое и композиционное решение в полотне «Благовещенский  монастырь в Нижнем Новгороде». Колокольни и купола храмов восходят из-за деревьев, из низины, художник нарочно избирает вид с «возвышения», чтобы кресты давали смысл утренней дымчатой измороси в воздухе и на деревьях, мосту над Окой, корягам портальных кранов, окруживших трехглавый собор на Стрелке, где сливаются две величественные реки России. Собор на Стрелке видится осколком от Благовещенского монастыря, его стояние – символично, хотя бы потому, что, если он не выдюжит и падёт под натиском житейщины и металла, монастырь пошлет нового путника на одно из главнейших мест нашей духовной мощи, укорененной вкупе с природой.

Совершенно по-иному видится Виктором Лукьяновым тема в картине «Башня Симонова монастыря в Москве». Ранняя-ранняя весна. Первый скворец летит вить гнездо в разрушенных кладках стен или в бойницах башни. Монастырь, как крепость, оберегавшая столицу, пал от рук бездарных вождей, под стены подступили гаражи, окна внутренних построек слепы от ветхости. Кирпич порушенной стены в кроваво-красном свете, снег грязен, он еще не вода, не чисты деревья, не чист мир, оттого, что дух людей тёмен. «Но эти обветшалые камни заслуживают пощады и жалости, – писал Леонид Леонов, – барыша и выгоды может быть больше, нежели одноразовое обращение иной национальной святыньки в щебенку для мощения непроезжего просёлка».

Панорама Голутвинского монастыря. 1987

Многие соборы и монастыри обретены ценителями русской красоты с помощью Виктора Лукьянова: «Богоявленский кафедральный собор» (Москва), «Голутвинский монастырь» (Коломна), «Церковь Николы Мокринского» (Ярославль), «Марфо-Мариинская обитель», «Церковь Воскресения в Кадашах» (Москва), часто храм становится необходимым элементом пейзажа или городского вида, внося в хаос осмысленность и дух православия, очеловечивая среду нашего обитания, как в полотне, например, «Весна в Коломне» с колокольней в центре композиции – вестником весенних теплых дней. Вот-вот сойдет матово-сине-голубоватый снег, растает снеговик, подернутые розовой прохладой небеса потеплеют и только красный угол школы останется убежищем для неподдающихся переменам знаний, тяготящим чувства, как кирпич на шее.

Натюрморт с гранатами. 1993

Ветеран. 1998

Надо сказать, вековая духовность культуры – архитектурный ли декор, прикладной в народных ремеслах, в костюмах царей, вышивках – не перестает воодушевлять Виктора Лукьянова, вводя кисть художника то в сферу изысканно-салонного («Натюрморт с гранатами»), то в житейски-представительскую («Завтрак чемпиона»), где серебро подносов и кувшина подобно нотам музыкальной гаммы озвучивают красный цвет скатерти, гранатов и бутылки из-под вина, обряжая в единое, совершенное, в красоту. В «Натюрморте с гранатами» всё по-другому: фрукты теснятся в круге стола, будто обнажены, их настигает луч света, один гранат даже покатился от него, но куда ему из композиции, обрамлённой изящной резьбой по дереву? Форма резьбы напоминает существ, взявшихся за руки; перед нами двойной круг, даже четыре дуги у стола… Гранаты поймут, своей округлостью они близки держащему их столу, они – родня и бытовать придётся в гармонии со столом, возможно, воцариться на нём, ведь цвет старинного дерева и гранатов одинаков даже в лучах солнца.  

 Мировидение Виктора Лукьянова зиждется на гармониях его духа. Красоту он создаёт из всего окружающего его, самого непритязательного. На этом стояла старинная культура. Стоит, невзирая на тяготы, нынешняя.  Принцип гармонизации – принцип вочеловечивания природы, материи, истории и самого человека. Все мы «нынешние, – писал Леонид Леонов, -лишь головной отряд бесчисленных поколений пускай закопанных где-то далеко позади, однако, не исчезнувших вчистую, а и посмертно взирающих нам вдогонку».